Грехом люди потеряли рай. Своим Преображением на горе Фавор Господь хотел напомнить людям о рае, возбудить в них стремление вновь найти его, преобразить свою жизнь. Он как бы сказал людям: "Преобразите свою жизнь, преобразите и самих себя, вернитесь к той жизни, которая была у вас в раю, через молитву, покаяние и причащение."
Могут ли люди хоть немного вернуть себе ту жизнь, которая была в раю?
Святые показывают нам, что это возможно.
Вот пример - жизнь только что прославленного нашей Церковью святого праведного Иоанна Кронштадтского, которого можно считать человеком нашего времени, так как он жил не так давно (умер в январе 1908 г.). Еще в начале этого века он служил Богу и людям, совершал чудесные исцеления, многих спас силою Божией от отчаяния, нищеты, порока.
ДЕТСКИЕ ГОДЫ
Недалеко от Белого моря, на берегу Пинеги пристроилась деревня Сура, родина Кронштадтского светильника. Трудно даже на красивом севере выбрать что-нибудь более красивое, так сказать нетронутое, чем берега Пинеги.
Это постоянная смена самых разнообразных пейзажей. Пустые поместья, попеременно то высокие, покрытые лесами, то низкие берега, луга. Ни поселка, ни случайной человеческой души.
К сожалению, красота этой местности не соответствует жизни
и быту тех, кому здесь приходится жить. Жители этого края с трудом отстаивают свое право на жизнь у суровой природы, голодают и холодают.
И вот среди этой красоты и бедноты пришлось вырасти будущему Кронштадтскому светильнику.
Родился о. Иоанн в ночь на 19 октября 1829 года. Новорожденный был чрезвычайно слаб, так что родители не надеялись даже, что он доживет до утра, окрестили его в ту же ночь, пригласив местного священника, и назвали именем св. Иоанна Рыльского.
По воле Божией и по молитве матери ребенок стал быстро поправляться и крепнуть, хотя до самых школьных лет оставался физически слабым.
Зато быстро он рос духовно. Многое в этом росте дала и сама природа. Ваня любил цветы, слушал голоса леса, беседовал с ласковой Пинегой, и все они говорили ему о Боге.
В одном из позднейших его поучений мы читали такие проникновенные строки: "Братья, будем смотреть на растения и поучаться. Как очевиден, осязателен Господь наш, наш Отец всемогущий, в этих растениях! Каждая травка, каждый листочек, каждый цветок как будто шепчет нам: "Тут Господь". Рассматривайте, братья, премудрое устройство растений и познавайте в них Бога..."
Мы и сейчас, читая эти строки, можем живо представить его мальчиком. Радостный, светлый, он беседует с каждым лепестком, допрашивает каждую травку о тайне ее жизни, о Том, кто вызвал к жизни ее, и все живое, и каждый цветок как будто шепчет ему: "Тут Господь - молись".
Отец его (о нем мало сведений) был человек с большой любовью к храму. Он еще совсем маленького Ваню берет в храм, где малыш привыкает всецело переноситься в мир потусторонний - к Богу. Расширенными глазами следил он за священником перед престолом и чутким сердцем чувствовал, какая огромная тайна совершается здесь по молитвам верных. Отец подстерегал каждое проявление детской религиозности и давал ему настоящее доброе направление. Сам о.Иоанн вспоминает об этой духовной помощи ему со стороны отца, необразованного, но сильного верой в Бога.
Эта помощь подавалась, конечно, больше всего в форме книги, рассказа.
О чем читал Ваня: о святом, божественном, о Христе, Его деле и жизни, о Богоматери, угодниках, о том, как жили святые в пустыне, как спасались, терпели голод, нужду, Христа исповедовали, как им птицы небесные корм носили, и звери их слушались. И образ Христа всеведущего, вездесущего Бога входил в его душу, наполняя ее чистым, благоговейным страхом, и Христос становился чем-то близким и родным...
Болезненный Ваня часто мог видеть, особенно во время оспы, которая едва не свела его в могилу, свою мать в слезах перед иконой Богоматери. Он видел, как она молилась за него, и научился сливаться с ней в глубокой проникновенной молитве.
Еще шести лет Ваня видит наяву ангелов. "Однажды ночью, - рассказывает близкая к о. Иоанну игуменья Таисия, - 6-летний Ваня увидел в комнате необычный свет... Взглянув, он увидел среди света Ангела в его небесной славе. Младенец Иоанн, конечно, смутился от такого видения. Ангел успокоил его, назвавшись его Ангелом Хранителем, всегда стоящим окрест его в соблюдение, охранение и спасение от всякой опасности."
Уже тогда крестьяне обращались к нему с просьбой помолиться о них.
С шести лет Ваня стал учиться грамоте. Она не давалась ему, и он много скорбел по поводу своей неразвитости и непонятливости. На десятом году его повезли в Архангельское приходское училище. Ваня понимал, как тяжело приходилось его родителям, и поэтому трудности в учении его очень тяготили, он еле разбирал по складам и то только по-печатному. Больно мучила его мысль о родном доме, о нищете там, и, кажется, в это время он научился с особенной болью чувствовать чужую беду, болеть о чужой бедности, и он грезил о том, что, когда он вырастет, выведет и отца и мать из нужды и поможет всем. В Ване развилась болезненная чуткость к страданию.
Школьная мудрость оказалась для него еще труднее начальной учебы, дело шло очень плохо. Он работал целые дни и все-таки не успевал. Для религиозного Вани был один исход - молитва. И вот в воспоминаниях о. Иоанна мы находим описание следующего события, близко напоминающее рассказы о преподобном Сергии.
"Ночью я любил вставать на молитву. Все спят - тихо. И молился я чаще всего о том, чтобы Бог дал мне свет разума на утешение родителям. И вот, как сейчас помню, однажды уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по-прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала; я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло меня всего... У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чем и что он говорил. И легко, радостно так стало на душе. Никогда не спал я так покойно, как в ту ночь. Чуть засветлело, я вскочил с постели, схватил книги и - о счастье! - читаю гораздо легче, понимаю все, а то, что прочитал, не только все понял, но хоть сейчас и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше: все понимал, все оставалось в памяти. Дал учитель задачу по арифметике - решил, и похвалили меня даже. Словом, в короткое время я продвинулся настолько, что перестал уже быть последним учеником. Чем дальше, тем лучше и лучше успевал я в науках и к концу курса одним из первых был переведен в семинарию".
"Знаешь ли, - сказал он в беседе с той же Таисией, - что прежде всего положило начало моему обращению к Богу и еще в детстве согрело мое сердце любовью к Нему? Это - святое Евангелие. У родителя моего было Евангелие на славяно-русском языке; любил я читать эту чудную книгу, когда приезжал домой, и слог ее и простота речи были доступны моему детскому разумению; я читал и услаждался ею и находил в этом чтении высокое и незаменимое утешение. Могу сказать, что Евангелие было спутником моего детства, моим наставником, руководителем, утешителем, с которым я сроднился с малых лет".
Как шла его дальнейшая ученическая жизнь, мы знаем мало. Школа не убила в нем любви к природе. Природа по-прежнему говорила с ним, "как друг и как учитель, о Боге, вечности и правде".
После семинарии праведный Иоанн в числе лучших учеников поступил в Петербургскую Духовную Академию.
В это время умер его отец, и его мать осталась без всякой поддержки. Тогда Иоанн стал по ночам заниматься перепиской бумаг, зарабатывая 9 рублей в месяц. Он посылал эти деньги матери.
В 1855 году он окончил Духовную Академию и поехал в Кронштадт, чтобы служить там в сане священника. Когда он впервые вошел в Андреевский собор Кронштадта, где ему предстояло служить, то был поражен тем, что давно видел именно этот собор во сне.
В это время в городе жило много бедноты. Отец Иоанн жалел их, посещал самые бедные семьи, помогал им, чем мог, раздавая до копейки свое жалованье, свою одежду, ходил для больных за врачом, в лавку, в аптеку.
ОТЕЦ ИОАНН УЧИТ ДЕТЕЙ
25 лет о.Иоанн преподавал Закон Божий в Кронштадтской гимназии. Дети любили его за доброту и ласковость и радостно ждали его уроков. Это не были обыкновенные уроки, а увлекательные беседы. Он умел пробуждать у детей живую веру, и уроки эти запоминались ими на всю жизнь. Неуспевающих у него
не было, плохих отметок он вообще не ставил, всегда заступался за детей перед другими педагогами. Он был призван просветить сердце и больше всего заботился о том, чтобы правда Евангелия была усвоена сердцем учеников.
Правда, батюшка задавал и уроки, но никогда не придавал значения спрашиванию . Его уроки проходили так. "О. Иоанн, - читаем у одного его бывшего ученика, - на своих уроках спрашивал обыкновенно сначала тех, кто сам заявлял свое желание отвечать урок, и надо было видеть, с каким усердием и выразительностью старались отвечать эти "вызывающиеся". За такие ответы батюшка ставил высший балл: "пять с плюсом", и, бывало, чувствуешь себя вполне удовлетворенным и как бы духовно преобразившимся, заслужив эту отметку, сопровождавшую милостивое слово батюшки: "Спасибо тебе, доброе чадо!" Потом спрашивал остальных, но только 2-3-5 минут. Вторая половина урока посвящалась объяснению - пересказу Евангелия, чтению Св. Писания и житий святых или объяснению катехизиса."
Он говорил о том, чем жил. Евангелие - это живой завет Христа. - Дети не могут не слушать со святым вниманием слова Христа. Их душа еше слишком близка, слишком родственна "небесным звукам", чтобы быть к ним холодной.
О. Иоанн передавал слова Христа именно как завещание учителя-Бога. Его голос, лицо - все говорило как дороги, как святы, как нужны для жизни эти заветы, и дети слушали и "слагали слова в сердце своем". Особенно сильно действовали на учеников душевность его тона и какая-то особенная сердечность. На уроках во время его проповедей и назиданий, при его замечательно выразительном, отчетливом и чуждом всякой сухости чтении, глубоко западавшем в душу детей, создавалось непосредственное духовное единение учителя со своими слушателями.
Но нередки были случаи, когда батюшка проявлял и решительную строгость. Вот пример из воспоминаний одного из учеников о. Иоанна:
"В пятом классе у нас был некто М., юноша лет шестнадцати, крайне ленивый и испорченный. Мы учили катехизис. На одном из уроков, посвященном первому члену Символа веры, определению Бога как Духа, вдруг среди урока М. встает со своего места и резко заявляет батюшке о том, что он отказывается признать это определение. В классе воцарилась гробовая тишина.
- Безбожник! Изувер! - отрезал вдруг о. Иоанн, пронизывая М. своим резким и упорным взглядом. - А ты не боишься, что Господь лишит тебя языка за твое юродство? Кто произвел тебя на свет?
- Отец с матерью, - отвечал глухим голосом М.
- А кто произвел самый свет? Кто создал все видимое и невидимое?
М. молчал.
- Молитесь, дети, - обратился тогда батюшка ко всему классу, - молитесь со всем усердием и верою!
По окончании урока М. был позван к батюшке в учительскую. О чем говорил он с М. с глазу на глаз, для нас осталось неизвестным, но мы видели, каким взволнованным и потрясенным вышел М. после этой беседы в класс, вообще заметно переменившийся с того дня."
"...незаметно для нас самих в нас образовывалась и слагалась под влиянием простых и теплых, душевных назиданий доброго батюшки вера в Бога, вера в людей, вера во все доброе - та вера, которая способна вынести на своих могучих крыльях даже слабого человека из самых суровых и бурных житейских невзгод", - читаем мы в тех же воспоминаниях.
Влагая в сердца своих юных слушателей начала истинно христианской жизни по заповедям Христовым и, в частности, добрые семена любви и послушания родителям, о. Иоанн сам представлял собою идеал послушания, покорности и нежной сыновней любви. Уже будучи священником, учителем нравственности не только для детей, но и для многотысячной паствы, он постоянно обращался за советами к матери, хотя она была женщина неграмотная и, следовательно, по понятиям многих из современных детей, не могла давать никаких полезных советов. До какой степени простиралось его послушание матери и как высоко ценил он ее советы, показывает следующий случай. Однажды о.Иоанн в начале Великого поста тяжко занемог. Врачи объявили, что больной непременно умрет, если немедленно не прекратит есть постную пищу: питание являлось первым условием выздоровления, а между тем больной не хотел принимать даже рыбы.
- Вы умрете обязательно, если не станете есть мяса, - говорят ему.
- Хорошо, я согласен, но только я спрошу сначала позволения своей матери.
- А где ваша мать?
- В Архангельской губернии.
- Напишите как можно скорее.
По поручению о. Иоанна в тот же день послали письмо матери с просьбой выслать как можно скорее свое благословение сыну на принятие скоромной пищи во время поста.
Прошла неделя, другая. Больному все хуже. Наконец получается письмо от матери:
"Посылаю благословение, но скоромной пищи вкушать Великим постом не разрешаю ни в каком случае."
Отец Иоанн встретил ответ с полною покорностью и даже был видимо доволен отказом. - Так неужели вы не станете есть мясного? - спрашивали его.
- Конечно, не стану, - спокойно отвечал о. Иоанн.
- Да ведь вы умрете!
- Воля Божия. Неужели вы думаете, что я променяю жизнь на благословение матери, на заповедь Господа: "Чти отца твоего и матерь твою?"
Несмотря, однако, на предсказания врачей, здоровье о. Иоанна не ухудшилось, и он скоро совсем выздоровел.
Из книги иеромонаха Михаила "О. Иоанн Кронштадтский1' (1904 г.) и из жития св. праведного Иоанна Кронштадтского, составленного монахиней Таисией.
ОТЕЦ ИОАНН КРОНШТАДТСКИЙ О МОЛИТВЕ
Молитва наша должна быть глубока, искренна, разумна, плодотворна - изменять наше сердце, направлять волю к добру, отвращать от зла. Молитва поверхностная есть лицемерие, кощунство, суетная молитва. "Приближаются Мне людие сии усты своими и устнами чтут Мя, сердце же их далече отстоит от Мене".
Молясь, нужно так веровать в силу слов молитвы, чтобы не отделять самых слов от самого дела, выраженного ими; нужно веровать, что за словом, как тень за телом, следует и дело, так как у Господа слово и дело нераздельны: ибо "Той рече, и быша; Той повеле, и создашася". И ты также веруй, что ты сказал на молитве, о чем попросил, то и будет. Ты славословил - и Бог принял твое славословие, поблагодарил Господа - и Бог принял благодарение твое в воню благоухания духовного. То беда, что мы маловерны и отделяем слова от дела, как тело от души, как форму от содержания, как тень от тела, - бываем и на молитве, как в жизни, "телесни, духа не имуще", оттого-то и бесплодны наши молитвы.
С твердостью сердечной выговаривайте слова молитвы. Молясь вечером, не забудьте высказать в молитве к Духу Святому со всей искренностью и сокрушением сердца те грехи, в которые вы впали в прошедший день, - несколько мгновений покаяния теплого - и вы очищены Духом Святым от всякой скверны, паче снега убелены, и слезы, очищающие сердце, потекут из очей ваших...
